Статьи

04.05.2013 Лев Регельсон. Святая Троица и преодоление смерти. О проекте Николая Федорова.

Движимый Святым Духом, Николай Федоров возрождает заповедь преподобного Сергия Радонежского: взирая на единство Св. Троицы, побеждать ненавистное разделение мира сего. Эта заповедь у него неразрывно связана с победой над смертью, которая должна осуществиться синергически – в совместном действии человеческой и божественной воли.

+ + +

Каждый, кто помнит свои детские размышления о рождении и смерти, помнит и основной, как бы самоочевидный, вывод: не может быть, что меня когда-нибудь не будет, так же как не может быть, что меня когда-то не было. Идея о бессмертии, как и мысль о предсуществовании, вызывает живейший отклик и у взрослого человека.

Если суть учения Н.Федорова усматривать в рационализации этого простейшего переживания, то неизбежно возникают вполне законные вопросы. Зачем еще одно учение о воскрешении, если все религии в той или иной форме уже обещают вечное существование? С другой стороны, если речь идет о продолжении или восстановлении нашей телесной жизни, то это вызывает еще большее недоумение, а порой даже отвращение и ужас; ведь в этой земной жизни все мы глубоко несчастны, даже если кто-то пытается убедить себя в противоположном. Дело в том, что помимо телесной немощи и социального неблагополучия, главная причина несчастья – естественный человеческий эгоизм: радость одного постоянно оборачивается горем для кого-то другого. Устранение же эгоизма представляется невозможным без устранения самого человека. Если в человеке исчезнет всякое «я», то воскрешать будет уже некого, и некому быть счастливым или несчастным.

Однако лишь немногие дают себе труд убедиться в том, что мысль Н.Федорова, иногда подчеркнуто наивная по форме, далеко не наивна по существу; в частности, он вовсе не мечтал о царстве бессмертных эгоистов.

Вековой опыт обсуждений учения Н. Федорова показывает, что его тексты, как правило, читают невнимательно, упуская главное, неординарное, нравственно и религиозно ценное. Критический, а порой и откровенно недоброжелательный взгляд фиксируется на очевидных слабостях и ошибках, зачастую обусловленных спецификой мышления его эпохи. Поэтому мы считаем необходимым прежде всего выделить ключевые мысли Н. Федорова, раскрывающие тринитарную суть его учения.

Н. Федоров с горечью признает, что и для самих христиан Троица есть «мертвый догмат, не имеющий для жизни никакого значения». Федоров прав и не прав: именно разрыв между идеалом и реальностью имеет огромное стимулирующее значение. Глубокое переживание этого разрыва порождает стремление коренным образом изменить существующий строй бытия. В этом христианском максимализме – залог и перспектива того будущего, в возможность которого сейчас мало кто верит, но в глубине души жаждут все. Творческий порыв самого Федорова как раз и возникает из стремления претворить идеал в действительность:

«Пока в жизни, в действительности самостоятельность лиц будет выражаться в розни, а единство – в порабощении, до тех пор многоединство, как подобие Триединства, будет лишь мысленным, идеальным. Если же мы не допускаем отделения действия от мысли, то Триединство будет для нас не идеалом лишь, а проектом, т.е. не надеждою только, а заповедью. Только делая, осуществляя на деле, можно понимать» (С. 90, подч. Н.Ф.)

В отличие от большинства современных православных богословов, епископ Диоклийский Каллист (Уэр) высоко оценивает концепцию Н. Федорова. В своем докладе на Международной богословско-философской конференции на тему «Пресвятая Троица» (Даниловский монастырь, 6-9 июня 2001) он говорил:

«Вера в Бога как Троицу, столь далекая от того, чтобы быть спекулятивной и теоретической, имеет непосредственное, преобразовательное значение для нашей повседневной жизни. Николай Федоров совершенно прав, когда говорит, что наша христианская социальная программа – это учение о Троице… Настоятельное требование, которое выдвигает нам учение о Троице, понятое в соответствии с парадигмой взаимной любви, - требование, касающееся жизни и деятельности каждого из нас. Вне и помимо Троицы никто из нас не может быть в полном смысле личностью… Если бы мы отважились воистину быть «копиями» Троицы, мы могли бы перевернуть мир» (16).

Самым вопиющим фактом, противоречащим тринитарному идеалу, является смерть. Поэтому именно преодоление смерти Н. Федоров считает главной заповедью Триединого Бога, основной задачей и целью общего дела всего человечества:

«Божественное Существо, которое в Самом Себе показало совершеннейший образец общества, Существо, Которое есть единство самостоятельных, бессмертных личностей, во всей полноте чувствующих и сознающих свое неразрываемое смертью, исключающее смерть единство, – такова христианская идея о Боге, т.е. это значит, что в Божественном Существе открывается то самое, что нужно человеческому роду, чтобы он стал бессмертным. Троица – это церковь бессмертных, и подобием Ей со стороны человека может быть лишь церковь воскрешенных. В Троице нет причин смерти и заключаются все условия бессмертия» (С. 90, подч. Л.Р., выд. Н.Ф.)

Подчеркнутая нами фраза отчасти проливает свет на дискуссию, часто возникающую в кругу последователей Н. Федорова: придет ли человечество к вере в Троицу через совместную работу против смерти, или сама эта работа является следствием такой веры? Сам Н. Федоров стремится снять эту альтернативу, предполагая связь подлинной любви с идеей Троицы; поэтому он утверждает: «Всеобщее воскресение – результат всеобщей любви» (С. 285). Эту тему епископ Каллист развивает так:

«Учение о Троице касается всех нас, потому что непосредственно затрагивает вопросы жизни и смерти – вечной жизни и вечной смерти. За каждой Божественной литургией мы слышим слова: “Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы – Отца, и Сына, и Святого Духа, Троицу единосущную и нераздельную”. Или мы любим по образу Святой Троицы, или же, в конечном счете, нас ждет утрата всякой радости и всякого смысла. Поэтому отец Павел Флоренский с полным правом предупреждал: “Между Троицей и адом нет никакого иного выбора”. В этом смысле учение о Троице имеет революционные последствия для нашего понимания личности и общества».

Забегая вперед, отметим, что сегодняшней «точкой роста» в духовном развитии человечества, безусловно, является наука. Именно она может и должна стать проводником новых божественных откровений, без которых невозможен выход из нарастающего мирового кризиса. Современный человек не лучше и не хуже человека средневекового; он – качественно иной (как взрослый – иной по отношению к ребенку).

Столетие после Сергия неслучайно названо «золотым веком русской святости». В это время нашли свое выражение глубинные чаяния и устремления русской народной души, однако они еще не могли быть воплощены в реальной жизни. Одной только благодатной детской святости для этого недостаточно; только зрелые верхние пласты души могут осуществить грандиозную работу по тринитарной перестройке животного начала в человеке. Даже самые мощные прорывы христианской святости до сих пор были обречены на историческую неудачу. В частности, традиция Сергия была оборвана разгромом движения «нестяжателей» и, казалось бы, окончательно забыта в послепетровскую эпоху. Постепенное, с перерывами и отступлениями, возвращение к этой традиции начинается лишь в ХIХ веке – в духовной школе св. Паисия Величковского.

Н. Федоров ясно сознавал свои корни, хотя в его время исторические знания об эпохе преп. Сергия были очень ограничены (да и сейчас эти знания весьма не полны). Достаточно сказать, что Н. Федоров даже не имел возможности видеть рублевскую Троицу, которая впервые была расчищена лишь через два года после его кончины. Тем не менее, его учение является прямым продолжением и развитием тринитарной заповеди преп. Сергия. Об этом свидетельствуют, в частности, такие слова Н. Федорова:

«Только через великий, тяжкий, продолжительный труд мы очистимся от долга, придем к воскрешению, войдем в общение с Триединым, оставаясь подобно Ему самостоятельными, бессмертными личностями, во всей полноте чувствующими и сознающими свое единство. И только тогда мы будем иметь окончательное доказательство бытия Божия, будем видеть Его лицом к лицу…» (С. 125).

Тринитарный проект Н. Федорова предполагает взаимодействие двух активных начал: Триединого Бога, с одной стороны, и реального человека со всеми его нераскрытыми потенциями, с другой. Дальнейшее развитие проекта требует более глубокого понимания каждой из этих сторон: как природы человека, так и образа Святой Троицы.

Иисус в Евангелии призывает человека к всеобщей любви и дает надежду телесного воскресения. Что может быть более далеким от реальности нашей жизни? Человек не может вырваться из темницы своего эгоизма, и любая жизнь заканчивается смертью, разлучением тела и души. Нет ли какой-то глубокой, органической связи между эгоизмом и смертью? Именно так поставил вопрос Николай Федоров.

Если, вслед за ним, реалистически и всерьез вдуматься в то, чему учит христианская вера, то становится очевидным: Божественный замысел о человеке парадоксален и непостижим для обыденного сознания. Природный индивидуализм, подлежащий безусловному преодолению, в то же время является фундаментом свободной личности. Только на этой основе человек смог обрести самостояние перед Богом, возможность верить и не верить в Него, способность соглашаться и возражать, принимать решения и брать на себя ответственность за свои поступки. Сама жажда жизни, как индивидуальная, так и родовая, коренится в нашем природном естестве. И только через мучительный опыт всей человеческой истории мы начинаем сознавать, что единственный путь к бессмертию лежит через почти невозможное: глубинную перестройку животной основы нашей психики. Только тогда может быть преодолено главное противоречие человеческого существования – между инстинктивным животным эгоизмом и возвышенным стремлением к братской любви. Н. Федоров говорит об этом так:

«…В случае неосуществимости полной взаимности мы осуждены на такое одиночество, на такое разобщение, что …не можем быть убеждены даже во взаимном существовании друг друга; нам остается на выбор: или полное одиночное заключение или всеобщее воскрешение, в котором и полное взаимознание. Иначе: или ни Бога, ни мира, ни людей, или же все это в совершенной полноте!» (выделено Н.Ф.)

Учение Н. Федорова на первый взгляд кажется совершенно чуждым самому духу современного христианства, которое по традиции повторяет слова о воскресении из мертвых, но уже давно несмертному бестелесному существованию и представляет себе воскресение как некое блаженное посмертное состояние в каких-то тонких, эфирных, одним словом, не настоящих телах.

Федоровская горькая ирония вовсе не означает, что с его точки зрения Бог не можетобойтись без помощи живущих на земле людей в деле воскресения умерших, – речь о том, что Бог без этой помощи обходиться не хочет. Бог не для того сотворял человека на долгом пути природной эволюции, а затем в муках исторического процесса, чтобы сделать его всего лишь пассивным объектом Своего всемогущего воздействия!

Идея о творческом участии человека в деле собственного воскресения постепенно приобретает реалистичность благодаря достижениям современной науки: цитологии, генетики, молекулярной биологии и т.д. Впервые начала открываться огромная сложность, богатство и красота внутренней структуры тела. Попытаемся осмыслить эти новые знания в контексте христианского учения о воскресении и, в особенности, в связи с проектом Н. Федорова.

Прежде всего, если принять идею телесного воскресения, то сразу же возникает вопрос о том, где и как сохраняется обширная информация о теле умершего человека, чем обеспечивается самотождественность воскрешаемого тела? Федоровское представление о «собирании всех рассеянных частиц, которые входили в состав данного тела», поражает своей наивностью и служит постоянной мишенью для недоброжелательной критики. Можно согласиться с его гипотезой (кстати, целиком заимствованной у Григория Нисского) о том, что каждая молекула каким-то образом сохраняет память о теле, в состав которого она входила. Однако это не решает проблему, потому что тело – это не сумма отдельных молекул, но совокупность сложно структурированных молекулярных потоков. На протяжении жизни человека чрез его тело протекает огромное количество молекул, в тысячи раз превышающее их количество в теле в данный момент. Кроме того, каждая молекула за время существования человечества успевает побывать во множестве различных тел – какому же из них она должна принадлежать после воскрешения? Идея о «собирании частиц» может стать более реалистичной, если под частицами понимать «информационные элементы» тела, т.е. гены. Опережая свое время, Н. Федоров пишет:

«человечество должно воспроизвести себя из простейших элементов... чрез все индивидуальности, чрез кои проходили эти элементы»

В связи с проектом Н. Федорова необходимо переосмыслить представление не только о теле, но и о душе. Прежде всего, для нас, вслед за святыми отцами, неприемлем ни один из обычно предлагаемых вариантов: 1) душа есть «искра Божества»; 2) душа сотворена Богом как отдельная сущность и лишь затем «вкладывается» или «вселяется» в тело. В обоих случаях имеет место недопустимый разрыв и противопоставление тела и души.

Уже Иустин Философ говорил об этом:

«Что такое человек, как не животное разумное, состоящее из души и тела? Разве душа сама по себе есть человек?

Нет – она душа человека. А тело разве может быть названо человеком? Нет – оно называется телом человека… Если Бог человека призвал к жизни и воскресению, то он призвал не часть, но душу и тело»

Св. Иустин, Философ и Мученик. М., 1995.С. 546.

Вслед за ним Ириней Лионский настаивает на неразрывной связи души с телом:

«Душа не прежде, чем тело в его сущности, ни тело в своем образовании не прежде, чем душа, но оба происходят

зараз» Св. Ириней Лионский. Творения. М., 1996. С. 546..

Резко порывая с оригеновской идеей о «предсуществовании душ», Григорий Нисский высказывает ключевую для нашей концепции мысль:

«Ни душа не происходит без тела, ни тело без души, но одно у обоих начало. Человек не слагается из двух, но по силе рождения сразу происходит и по душе и по телу… Все производится силою, сокрытою в семени; также и душа есть в семени, но неприметно… Признаем невозможным, чтобы душа приноравливала себе чужие жилища» Цит. по:

Г.В. Флоровский. Восточные отцы IV века. М.,1992. С. 161.

Максим Исповедник подхватывает эту мысль в такой формулировке:

«Человек никогда не был бесплотным… Человек не есть душа, заключенная в тело, не слагается из души и тела. Душа возникает и рождается вместе с телом»

Цит. по: Г.В. Флоровский. Византийские отцы V - VIII вв. М., 1992. С. 208..

Св. Григорий Палама утверждал, что человек по своей природе (именно в силу своей телесности) подобен Богу в большей степени, чем ангелы:

«В нашей душе есть властвующая и управляющая часть и другая – подчиненная и повинующаяся, как-то: желание, стремление, ощущение и все другое, стоящее ниже ума, что Бог подчинил уму; и когда мы руководимся влечением к греху, мы не только восстаем против Бога – пантократора (Вседержителя), но и против по природе нам присущего автократора (самообладания). В силу этого начала власти в нас Бог дал нам господство над всей землей. Ангелы же не имеют тела, соединенного с духом и подчиненного духу; поэтому они и не властвуют, а лишь исполняют волю Бога».

Цит. по: Б.П. Вышеславцев. Этика преображенного эроса. М., 1994. С. 288..

Теперь попытаемся эти глубокие идеи святых отцов выразить на современном научном языке. Однако это невозможно сделать без преодоления методологической пропасти между науками о теле и знаниями о душе. Беспрецедентный интеллектуальный прорыв, который совершила современная наука в объяснении физических явлений, позволяет ожидать, что решение может быть найдено через расширение научного понятия «материи».

Наиболее перспективной, хотя и мало разработанной нам представляется концепция скрытой вакуумной первоматерии. Видимый мир представляет собой совокупность определенных состояний или возбуждений этой первоматерии, которая является общей первоосновой как физических, так и психических явлений. Согласно нашей гипотезе, первоматерия структурирована по типу кристаллической решетки твердого тела. Сегодня, благодаря открытию явлений сверхтекучести и сверхпроводимости в твердых телах, может быть снято давнишнее возражение против идеи «мирового эфира», заполняющего пустое пространство. Теперь можно понять, почему «кристаллический эфир» не оказывает никакого сопротивления движущимся сквозь него телам, например, планетам.

Все возбуждения «вакуумного кристалла» группируются в два основных класса, которые можно отождествить соответственно с физической и психической материей. Связь между этими двумя относительно обособленными типами материи настолько слаба, что существует огромная область физических явлений, где влияние психической материи практически не сказывается. Только этой областью и занимаются современные «точные науки».

Наше следующее предположение состоит в том, что каждое возбуждение физического типа неизбежно сопровождается возбуждением психического типа. Вместе с каждым физическим атомом всегда возникает «пси-атом», причем оба атома занимают приблизительно один и тот же объем пространства. Любое физическое тело, в том числе живой организм, порождает «психическое тело», в основном повторяющее его атомную структуру. В дальнейшем, употребляя термины «психика» или «душа», мы будем иметь в виду именно это психическое тело. Чем выше стоит организм на лестнице эволюции (в процессе «цефализации», по Тейяр-де-Шардену), тем самостоятельней и устойчивей становится его психика, тем сильнее ее обратное воздействие на физическое тело. На определенном уровне развития душа начинает стремиться занять господствующее положение над телом: при этом душа нередко заставляет тело действовать вопреки его действительным, собственным потребностям. Так например, здоровая и разумная душа противодействует деструктивным процессам в теле – старению и болезням; больная и невежественная душа способствует этим процессам.

После смерти человека его тело постепенно распадается (за некоторыми исключениями, такими как мощи святых), тогда как душа на время переходит к автономному существованию. При этом она сохраняет информационную память не только обо всех структурах физического тела, но и обо всех процессах, которые в нем протекали от зачатия до смерти: ведь самотождественность тела определятся не только его генетической структурой, но и всей полнотой его жизненной истории. Эта «память души» и создает возможность грядущего воссоздания тела и восстановления целостности человека – через воссоединение души со своим телом.

Мы отдаем себе отчет в том, что подобное представление о человеке, если в него вдуматься, может вызвать онтологический страх: если душа не является неразрушимой монадой, то наше бытие становится непрочным, ненадежным. И такое переживание вполне оправдано: мы действительно находимся лишь на полпути от небытия к бытию – процесс нашего сотворения не закончен. Гарантия моего бытия – не во мне самом, а в Божием замысле обо мне. Именно этот замысел придает человеку абсолютную ценность и неограниченную перспективу возрастания. Наша незавершенность дает нам надежду добиться глубоких структурных изменений личности в направлении, заданном образом Бога как Троицы. Ведь и Благая Весть начинается со слова «метаноэйтэ» – изменитесь (Матф. 3:2), и все Евангелие, весь Новый Завет есть не что иное как раскрытие этого слова.

Предлагаемая концепция, на наш взгляд, может придать федоровскому проекту большую реалистичность. Главное, что каждый из нас может приступить к «общему делу» уже здесь и сейчас. Если мы научимся раскрывать заложенные Богом потенции нашего тела, то мы сможем сделать первый шаг к победе над смертью. Перестройка глубинного подсознания по тринитарному образу должно привести к тонкому, но решающему изменению (на клеточном уровне) тех механизмов жизнедеятельности, которые сейчас приводят к старению организма.

Опираясь на данные эмбриологии, с одной стороны, и глубинной психологии – с другой, мы можем понять истоки монадичности нашей души. Душа становится монадой потому, что она вместе с телом вырастает из оплодотворенной яйцеклетки (зиготы), – ведь данный конкретный человек начинает существовать с того момента, когда в яйцеклетке произошло слияние генетического материала родителей.

Структура яйцеклетки и происходящие в ней процессы отпечатываются в самых глубинных пластах души. Более того, сама душа впервые возникает, формируется как нечто цельное и обособленное именно в результате этих первых впечатлений индивидуального бытия. Быть монадой – это значит ощущать себя изнутри как целостный микрокосм, отделенный оболочкой от окружающего мира. И устроена эта монада так, что вся ее энергия, все реакции направлены на одно – выжить, во что бы то ни стало выжить! Но монад много – и одна для другой становятся либо средством, либо препятствием для выживания и роста. Совместное существование монад возможно лишь ценой ограничений, снижающих интенсивность жизни каждой из них до безопасного уровня. Нравственный закон, требующий учитывать интересы других, коренным образом противоречит нашей монадической природе.

Как преодолеть монадичность, сохранив при этом самотождественность личности? Это могло бы показаться в принципе невозможным, если бы не один потрясающий факт: есть человек, в котором такое преодоление совершилось – «человек Христос Иисус» (1 Тим. 2: 5).Совершилось потому, что Он был зачат иначе, не так, как мы. В акте «непорочного зачатия» материнская яйцеклетка получила импульс к делению, начала превращаться в эмбрион не под воздействием мужского семени, но в результате излияния тринитарной божественной Энергии. (При этом одна из материнских Х-ромосом была перестроена в У-хромосому – иначе был бы зачат ребенок женского пола). Можно предположить, что такой способ зачатия порождает новый тип межклеточного взаимодействия, несущий в себе образ тринитарности. Мы пока не знаем, что это означает, но надеемся, что наука со временем ответит на этот вопрос. Сейчас мы являемся свидетелями важного прорыва в изучении причин старения человеческого организма. Не вызывает возможность продления жизни чисто медицинскими методами, однако для достижения подлинного бессмертия – и, тем более, воскрешения предков – абсолютно необходимо, чтобы эти методы сочетались с тринитарной перестройкой личности.

Но уже и сейчас для нас многое возможно благодаря тому, что Иисус не замкнулся от нас в своем недосягаемом величии, но, по Евангельскому слову, «дал нам Себя в пищу». Если бы мы научились причащаться Иисусу всей полнотой существа, с ясным осознанием происходящего, то наша психофизическая природа начала бы постепенно меняться по Его образу и подобию. Вслед за Иисусом – и вместе с Ним – мы можем заново пережить всю историю своего становления. Это означает стать как бы «заново зачатым» – тем же способом, каким был зачат Иисус. Конечно, такого рода медитация была бы невозможна без той картины онтогенеза, которую дает современная эмбриология. Тем самым наука, вопреки традиционным мнениям, приобретает сотериологическое значение – вместе с верой и вслед за ней. Ведь спастись – это и значит исполнить настойчивые требования Нового Завета «заново родиться», «родиться свыше», «родиться от Духа».

Кто кому при этом содействует – человек Богу или Бог человеку – спорить не будем; важно, что это совместная работа, «синергия» Бога и человека. В связи с этим становятся неуместными обвинения в адрес Н. Федорова, который якобы умаляет Бога, отнимая у Него исключительную прерогативу в деле «воскрешения из мертвых». Ведь истинное величие Бога – не в том, что Он все делает Сам, а в том, что Бог сотворяет тех, кто может делать.

Живое свидетельство того, что человеческая личность в принципе может быть тринитарной, впервые в истории явил Иисус Христос. То, что Ему свойственно по природе, для нас является задачей и целью. Церковные таинства необходимы, но сами по себе еще недостаточны для решения этой задачи. Вдохновленные образом Иисуса, святые подвижники и духовные старцы прошли значительную часть пути к этой цели. Почему же они не прошли этот путь до конца, до фактического преодоления смерти? И почему мы считаем возможным продолжить их работу на новом этапе? Имеем ли мы что-нибудь такое, чего не имели они? Да, имеем. За последние века человеческий разум из служебного орудия начал постепенно превращаться в правящую силу души, а за ней и тела. Конечно, само трудное еще не сделано – разум еще не овладел подсознанием. Тем не менее, мы, очевидно, перешли на качественно новую ступень развития человека, вошли в новый исторический возраст. Главное предстоящее событие в направляемой Богом творческой эволюции человека – это встреча интеллекта со святостью. Можно метафорически выразиться так: обетования исполнятся, когда академики станут старцами, а старцы станут академиками. Н. Федоров – один из самых ярких и глубоких предвестников и зачинателей этого синтеза.

Телефон: +7-918-420-40-34, e-mail: elenarazina22@mail.ru, www.tri-edinstvo.ru